Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс [СИ]
На сей раз сознание накатилось грохотом штормовой прибойной волны. Окружающий мир возник разом, будто включился, или нет, будто внезапно вспыхнул свет. В комнате было светло, но свет был какой-то красноватый, и простыни были розоватыми, наверное, потому, что на стене рдели косые квадраты алого огня. Павел догадался — закат. Теперь он решил действовать осторожнее, опасаясь спугнуть сознание, постарался не напрягать мышцы, чтобы снова не вызвать эту жуткую, никогда раньше не испытанную, боль. А ведь ему казалось, что о боли он знает все, когда-то ему довелось испытать весьма разнообразный спектр боли — от нежного, почти приятного побаливания, до ломящей, жгучей, сверлящей боли. Но вот чтобы от нее терять сознание, такого еще не бывало.
Итак, что же с ним произошло? Он решил не гнать, не подстегивать память, а просто, лежать и прислушиваться к себе, приглядываться к тому, что само по себе всплывет в его мозгу, и лишь потом, как пугливую рыбу, подсекать и вываживать воспоминание.
Кажется, он куда-то шел, что-то ему необходимо было выполнить… Или, он уже выполнил? То, что его попросил сделать Батышев… Батышев?.. Арнольд Осипович?
Вот ведь, человеческая память… Когда стараешься изо всех сил что-нибудь вспомнить, ничего не получается, хоть головой об стенку колотись. Но всплывет в памяти какой-то образ, или имя, и вот уже воспоминания уходят в сторону, ветвятся, тянут за собой другие образы… Кто-то сказал: "дерево памяти…" Может, он вовсе не годовые кольца имел в виду, а то, что воспоминания растут подобно дереву: сначала образ, или имя, подобно семени, потом появляется росток, то, что непосредственно связано с этим образом или именем, росток начинает ветвиться, тянется вверх, веточки в стороны, и даже вниз, к истокам воспоминаний, и вот уже выросло пышное дерево. С яркими цветами в кроне — эпизодами, оставившими наиболее яркий след в памяти.
И на сей раз, фамилия Батышев, будто крючок с наживкой, вытащили на свет божий яркую, во всех подробностях, картину.
Экспедиция базировалась в просторном доме, который от щедрот душевных предоставил директор леспромхоза. Кто не поместился в доме, поставили палатки в обширном, заросшем густой травой дворе.
Профессор Батышев позвал Павла в свою комнату. Когда он вошел, сразу увидел расстеленную на столе крупномасштабную карту. Это была та самая карта, благодаря которой вся экспедиция получает неплохую зарплату, а сам Батышев — жирный довесок к своей профессорской зарплате. Чем подробнее будет эта карта, тем весомее будет премия, по окончании работ.
— Экспедиция меняет дислокацию, — заговорил Батышев. — Мы переезжаем сюда, — он повел карандашом вдоль предполагаемой границы заповедника, потом по извилистой таежной речушке и поставил крестик возле таежного поселка. — Ну, а тебе, особое задание. До места новой базы пройти пешком, — он провел почти прямую линию, соединившую два крестика.
— Ничего себе, прогулочка! — весело воскликнул Павел.
— Да, прогулочка довольно сложная. Кроме тебя, послать некого. В тайге ты дома… Вот в этом месте, — он обвел карандашом неправильный прямоугольник, — должен быть небольшой кедрач. Он упоминается в отчете лесоустроительной партии тридцать второго года. Пройдешь по старой лесовозной дороге, затем по азимуту выйдешь к кедрачу, и сделаешь приблизительную оценку его продуктивности. Пересечешь его двумя-тремя маршрутными ходами, и достаточно. Там должны быть великолепные четырехсотлетние деревья!.. — профессор свернул карту, протянул Павлу. — Вторая копия… Береги. Да, я с директором леспромхоза договорился, тебя подвезут, сколько можно будет…
Павел вытянулся, щелкнул каблуками:
— Разрешите исполнять?!
— Ладно, скоморошничать-то… Район опасный, болота, тайга нехоженая… А махнуть рукой на этот массив никак нельзя, без него геоботаническое описание района будет не полным.
Павел давно знал профессора Батышева. Личность, даже среди биологов, весьма не ординарную. Доктор наук, профессор, а мог запросто, с парочкой аспирантов и парочкой студентов, сорваться и уйти в экспедицию месяца на три в такую глушь, куда, и правда, "только самолетом можно долететь". Павел познакомился с ним еще в то памятное лето, когда поступал в Университет. Он не добрал баллов и, зная, что конкурс больше трех человек на место, пошел в приемную комиссию забирать документы. Старое здание Университета изобиловало тупиками и переходами. Чтобы пройти по второму этажу из одного крыла в другое, надо было раза четыре спускаться на первый этаж, а потом подниматься на второй. До приемной комиссии нужно было добираться по узкой крутой лестнице, с протертыми за сотню лет до глубоких ям скользкими гранитными ступенями. А нога, болевшая все время экзаменов, к концу разболелась просто невыносимо. Надо было взять роскошную трость, сработанную каким-то недюжинным художником, и подаренную Павлу еще в госпитале старым хирургом, как тот сказал, за мужество на операциях. Не взял и на этот раз. Держась за стену, кое-как взобрался на лестницу. После столь трудного подъема решил передохнуть. К его радости, полутемный коридор был заставлен столами, видимо вынесенными из какой-то аудитории, ввиду ремонта. Прислонившись спиной к прохладной стене, он прикрыл глаза, и сидел на столе неподвижно, прислушиваясь, как уходит боль из искалеченной ноги, как пульсирует кровь в висках, и как в такт с этими пульсациями усиливается и ослабевает боль в голове. Последствия сотрясения мозга оказались серьезнее, чем он думал.
Стукнула дверь, Павел вспомнил, что тут кафедра зоологии. Кто-то остановился по другую сторону штабеля столов, послышался женский голос:
— Евгений Михайлович, он сдал на тройку… Принимал Батышев… Вы же обещали, Евгений Михайлович… А как же теперь деньги?..
Знакомый мужской голос перебил женщину:
— Не надо так волноваться. Раз я обещал, значит, сделаю. Так уж получилось, что меня срочно вызвали с экзамена, а ваш сын мог бы и поготовиться немножко…
Голоса удалились по коридору. Павел узнал преподавателя биологии, который принимал у него экзамен. Евгений Михайлович Гонтарь… По возрасту едва ли был старше Павла, но оказался очень строгим, поставил тройку, хотя Павел рассчитывал на пятерку. Уж чего-чего, а биологию он знал. С детства это был его любимый предмет. Еще учась в техникуме, он приобрел знаменитую серию Брема "Жизнь животных". Теперь начала печататься другая серия — "Жизнь растений". Первый том Павел уже выкупил в магазине.
Разговор Гонтаря с женщиной прошел как бы мимо его сознания, вспомнился лишь потом, когда уже поздно было. Он тяжело слез со стола и побрел в приемную комиссию.
